Жить и сгорать у всех в обычае, 
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Когда ей к свету и величию
Своею жертвой путь прочертишь.
Б. Пастернак.

Был тихий рассвет. В окошко крайней избы, в которой квартировался старший лейтенант Иван Иванов, постучали: «Тревога!» Он привык к этому слову. Столько раз по этому сигналу он на учениях поднимал в воздух своих истребителей. Поэтому и сейчас не удивился и не заподозрил ничего необычного. Жена на всю жизнь запомнила его простые,будничные, но, как оказалось, последние слова: «Скоро вернусь, подожди. Днем в полку спортивный праздник. Пойдем вместе…» Чтобы никого не будить, он осторожно выпрыгнул в окошко и сел на велосипед — быстрее добраться до аэродрома.

• 

• 

• 

Но «тревога» в то утро оказалась боевой. И нужно было не потерять самообладание, быстро принять мысль о том, что началась война, что, сколько она ни продлится, с этого момента все изменилось: ты нескоро увидишь жену (а она ведь еще ничего не знает) и сына (какого огромного медведя вы с ним слепили из снега прошлой зимой!), и всю родню (они под Москвой, может, и не дойдет до них война…). Жизнь после этого утра будет совсем другой. Да и будет ли она вообще, твоя жизнь?..

А ведь только вчера после учений командир спросил лучшего летчика: «Представьте себе, что здесь настоящий бой, и у Вас закончились боеприпасы. Что бы Вы сделали?» А он, старший лейтенант Иванов, не колеблясь, ответил: «Пошел бы на таран». И вот уже сегодня нужно ответить за эти слова, да и не только за них – за всю жизнь, такую короткую… Что такое 32 года для целой жизни на земле?

Это был один из первых воздушных боев, на 25-ой минуте Великой Отечественной войны. Звено летчика Иванова сбило один из вражеских самолетов, а остальные стали отходить к границе. У них закончилось горючее, и они уже возвращались на аэродром. В это время неожиданно появился еще один немецкий бомбардировщик. У лейтенанта Иванова уже не осталось боеприпасов, но за его спиной был военный аэродром, дальше – мирная деревня, а за ней –еще одна. А там, за горизонтом, далеко-далеко — его родной дом у тихой речки с каким-то по-детски трогательным названием – Любосеевка. И светловолосый мальчишка сквозь высокую траву и предрассветный туман ведет жеребенка на водопой. А мальчишка этот – он сам, над ним светлеет летнее небо. Он искупает жеребенка, а потом побежит помогать отцу в кузнице. Вечером съедется вся родня, завтра же «Гребневская» — престольный праздник, будет ярмарка, карусели на лужайке перед церковью. А мама будет петь на клиросе, у нее такой чистый голос! Они, Ивановы, все голосистые. Но его, Ваню, особенно хвалят, говорят, его пение за душу берет… Как же хорошо было, уже учеником летной школы, приезжать домой погостить. Вернешься с сенокоса, день еще только начинается, и поют соловьи. Маленький племянник прибежит навстречу, расплескивая в руках кринку с молоком…

Вскоре в старом доме на окраине деревни Чижово раздался женский плач — по радио объявили: «Летчик-истребитель, командир авиазвена старший лейтенант Иванов в небе Западной Украины над городом Ровно совершил таран. Пилот геройски погиб».

Прошло почти 70 лет. Нет больше деревни Чижово, она теперь – район разросшегося города. Напротив дома, в котором осенью 1909 года родился будущий Герой Советского Союза Иван Иванович Иванов, стоит его памятник. Сам дом, на берегу теперь уже сильно обмелевшей Любосеевки, недавно сгорел, затем был реконструирован на старом фундаменте, сейчас в нем — музей Воинской славы города.

И как символично – первый воздушный таран Великой Отечественной войны совершил летчик с «самым русским» именем – Иван Иванович Иванов. Один из многих поколений «русских Иванов», которые погибали за Отечество на Куликовом поле и на поле Прохоровском, при Бородине в 1812 году и под Москвой — в 1941.

Конечно, дай Бог, чтобы больше не было войны и не нужно было бы никому погибать. Но только пусть не пресекаются в России и эти «поколения Иванов», благодаря которым мы сейчас живем. Ведь подвиг – это не сиюминутное действие. Это состояние души человека, готового полностью отказаться от себя ради своих близких и дальних, знакомых и неизвестных. Даже ради тех, кого тогда еще не было на свете. Ради нас, дорогой читатель.